Правовой портал Программы Проекты Информация о закупках Видеохроника Аудиоматериалы Фотогалереи Библиотека союзного государства Конкурсы Викторины и тесты Интернет-приемная Вопрос-ответ Противодействие коррупции Архив Контакты
Наверх

20.07.2016

«Жизнь отдай родине, честь – никому»

Великий русский реформатор Петр Аркадьевич Столыпин начинал свою масштабную деятельность на благо Отечества на посту Гродненского губернатора.

СУДЬБОНОСНАЯ ДУЭЛЬ

В истории есть знаменательные судьбы, которые поражают своей предопределенностью - словно человек всю жизнь неуклонно следовал некоему высшему предназначению. Это судьбы людей цельных, твердых в своих убеждениях, искренне верящих в добро и справедливость. Таким был и Петр Аркадьевич Столыпин – человек, который, будучи поставлен на службу закону, тем не менее, часто повторял, что «честь превыше людских законов».

Как правило, такие личности обречены на нелегкий, поистине крестный путь. И – трагическую смерть. Их мужество и бесстрашие сочетаются с непримиримостью к подлости, корыстолюбию и низкопоклонству. А значит, они постоянно «подставляются под пулю» - как в переносном, так и в самом прямом смысле слова.

На Петра Аркадьевича за девять лет его пребывания на высших должностях Российской Империи было совершено 11 покушений. Во время этих терактов вокруг Столыпина погибли даже не десятки, а сотни людей. Последнее, киевское покушение, стало роковым для русского реформатора…

Но даже если предположить, что Столыпин в какой-то момент жизни отказался бы от чиновной карьеры, решил просто заниматься хозяйством в своем имении, то, тем не менее, можно с большой долей вероятности утверждать: он все равно рано или поздно отдал бы свою жизнь в лобовом столкновении за правду, за честь дворянина и гражданина.

«Береги честь смолоду» - это сказано о Столыпине. Собственно говоря, именно это врожденное кредо Петра Аркадьевича и привело его на вершины российской власти. В частности – на должность Гродненского губернатора, каковым он стал в неполных сорок лет (в то время – самый молодой из всех губернаторов империи). Как же это произошло?

Старший брат Петра Аркадьевича, Михаил Столыпин, был блистательным прапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка, этаким русским вельможей (а надо сказать, что по родословной династия Столыпиных восходит аж к великому князю Рюрику). Шел 1882 год, Петру только что исполнилось двадцать лет, когда брат посватался к фрейлине императрицы Марии Федоровны – Ольге Борисовне Нейдгардт. И, как следовало ожидать, получил от родителей девушки согласие на брак.

Дело было в Петербурге, Петр учился тогда на втором курсе прославленного Петербургского университета. К слову сказать, выбрал он вовсе не престижный факультет, как, например, юридический, а, вопреки ожиданиям родственников, довольно «приземленный» физико-математический. Столыпин еще с гимназической скамьи отдавал предпочтение точным наукам, а вот что касается гуманитарных дисциплин, то их он знал, прямо скажем, посредственно – в аттестате сплошь одни троечки… Включая, кстати, Закон Божий, хотя Столыпин всегда слыл примерным прихожанином.

Преподавателем химии в Петербургском университете был Дмитрий Иванович Менделеев, который всячески выделял Столыпина из числа прочих студентов. Сохранилось свидетельство о том, как Менделеев принимал экзамен у будущего реформатора. Вопрос – ответ, еще вопрос – еще ответ… Постепенно проверка знаний перешла в научную дискуссию, Дмитрий Иванович словно забыл, где они находятся. Спохватился: «Боже мой, да что ж это я? Ну, довольно, пять, великолепно».

Столыпин, еще будучи студентом, получил степень кандидата наук (в то время она называлась несколько иначе: кандидат физико-математического факультета), и Менделеев всячески склонял его остаться преподавателем в университете. Постепенно эта идея стала нравиться Петру Аркадьевичу… И вполне могла бы Россия не получить Столыпина в качестве одного из главных своих деятелей начала ХХ века, стань он ученым мужем, профессором…

И стал бы. Если бы не история с братом.


Итак, день свадьбы Михаила Столыпина и Ольги Нейдгардт назначен на конец сентября 1882 года. Ничто не предвещает скандала, и вдруг в ситуацию вмешивается завзятый дуэлянт князь Иван Шаховской. Дело в том, что его племянница какое-то время была в любовных отношениях с Михаилом Столыпиным, и Шаховской прилюдно обозвал ее… гм… соответствующим словом. На беду, при этом присутствовал и лейб-гвардии прапорщик, которому оставалось три дня до свадьбы с Нейдгардт. И почел Михаил Столыпин своим долгом вступиться за поруганную (им же!) честь бывшей возлюбленной.

Только, увы, Шаховской стрелял гораздо лучше…

После дуэли смертельно раненный Михаил Столыпин прожил еще два дня. Возле его одра сидели Ольга Нейдгардт и брат Петр. Согласно семейной легенде, умирающий Михаил соединил их руки, и молодые люди стали женихом и невестой. Свадьба состоялась через два года (в то время было принято выдерживать траур), а еще через год, в 1885-м, у молодоженов родился их первенец, дочь Мария. Всего у супругов будет пять дочерей и один сын.

Некоторые исследователи жизни Столыпина высказывают предположение, что его брак с Ольгой Борисовной был вызван гипертрофированным чувством долга перед умирающим братом, желанием замять скандал вокруг имен Нейдгардт и княжны Шаховской. Другие утверждают, что между Петром и Ольгой вспыхнула страсть…

Скорее всего, здесь соединились оба фактора – и любовь, и долг. Кстати, вся дальнейшая судьба Столыпина как раз и являет собой неразрывное сочетание этих душевных устремлений Петра Аркадьевича: любовь к своему призванию, к Отечеству неизменно сопровождалась у него обостренным чувством долга. А долг он понимал как необходимость отдать свою жизнь за процветание Родины. Петр Аркадьевич со всей непреложностью понимал, что он обречен на гибель от рук террористов. Об этом говорят дневники Столыпина, где он, в частности, пишет: «Я буду убит, и буду убит охраной» (так оно и произошло: его убийца, Дмитрий Богров, служил в Киевском охранном отделении осведомителем). А завещание Петра Аркадьевича, написанное задолго до смерти, начиналось словами: «Погребите меня там, где я буду убит». Во исполнение этого завещания Столыпина похоронили в Киево-Печерской лавре.

Что же касается дальнейшей семейной жизни супругов Столыпиных, то она прошла счастливо и безоблачно. Не сохранилось никаких свидетельств ни о ссорах, ни о изменах. До конца дней Петр Аркадьевич писал жене любовные письма, словно они оставались юными влюбленными: «Для меня Ты и дети – всё, и без вас я как-то не чувствую почвы под ногами».

Так почему же Петр Аркадьевич все-таки не стал профессором Петербургского университета? Тому есть несколько причин, однако, видимо, наиболее весомой стала дуэль Столыпина с тем же князем Иваном Шаховским. Считалось, что профессор не может подавать столь дурной пример своим студентам. К тому же, и формально дуэли в империи были запрещены под страхом потери службы.

Эта дуэль произошла в 1883 году, за год до свадьбы Столыпина с Нейдгардт. Петр Аркадьевич был искренне убежден, что неправой стороной в поединке Шаховского с Михаилом Столыпиным был князь, и потому гибель брата нельзя считать заслуженной и справедливой.

А как же закон, запрещающий дуэли? Петр Столыпин остался в истории как человек, свято чтивший букву закона и безжалостно каравший своих подчиненных за малейшее отступление от этой буквы. И вдруг – такое…

«Закон выше всего, а честь – превыше всего!» - так ответил Столыпин впоследствии на подобный упрек, когда, уже будучи председателем совета министров, прямо на заседании Государственной думы вызвал на дуэль наглого депутата, посмевшего назвать виселицу «столыпинским галстуком». Насмерть перепуганный депутат тут же при всех извинился.

А в 1883-м Петр Аркадьевич разыскал Ивана Шаховского в Пятигорске. Чтобы дуэль состоялась наверняка, он прилюдно бросил в лицо князя стакан с нарзаном. Шаховской чувствовал свою вину в смерти Михаила Столыпина и потому вовсе не горел желанием отправить на тот свет еще одного брата (и, кстати, еще одного жениха Нейдгардт). Но публичное оскорбление требовало сатисфакции, и поединок был назначен.

Результат - Петр Столыпин получил тяжелое ранение правой руки (был перебит нерв), а Шаховского пуля поразила в грудь навылет. Скорее всего, итог дуэли был бы иным, куда более плачевным для студента Столыпина, но судьба благоприятствовала будущему реформатору: во всем Пятигорске не нашлось пары дуэльных пистолетов Лепажа, к которым привык князь, и потому противники стрелялись из личных браунингов. А уж свой-то браунинг Петр Аркадьевич освоил достаточно хорошо.

Иван Николаевич Шаховской умер год спустя от туберкулеза, и, по-видимому, течение болезни было ускорено полученным ранением легкого. А Петр Аркадьевич вместо ученой карьеры выдвинулся по линии местного самоуправления. В начале 1889 года, не будучи еще и двадцати семи лет от роду, он стал предводителем дворянства Ковенского уезда.

СТАРТ НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Здесь, неподалеку от Ковно, было родовое поместье Столыпиных «Колноберже», где маленький Петя провел детство. Отец за долгие годы оброс в уезде нужными связями, и потому Петр Аркадьевич легко вошел в местное общество. Тогда по всей империи ширилось поветрие: назначать на ответственные должности местных помещиков. И эта зародившаяся при Александре III традиция себя очень даже оправдывала.

Надо сказать, пост уездного предводителя дворянства представлял для человека деятельного немало возможностей. Да, эту должность большинство рассматривало как синекуру, как хорошо оплачиваемое «ничегонеделание». Но Столыпин со всем присущим ему энтузиазмом принялся в буквальном смысле возрождать городок и окрестности. И впоследствии этот опыт стал неоценимым подспорьем в его работе на куда более серьезном посту Гродненского губернатора. Здесь, в уезде, Столыпину был волей судьбы предоставлен тот самый оселок, на котором он оттачивал новые методы управления и хозяйствования.

Очень важным в судьбе Петра Аркадьевича было то, что в Ковно зародилась и впоследствии укрепилась репутация Столыпина как кристально честного, порядочного и чуждого всякой корысти чиновника. Вот, к примеру, такой случай. Ковенские помещики ходатайствовали перед своим предводителем о строительстве нового шоссе. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что единственно возможный вариант прокладки этой современной дороги – только через земли, принадлежащие самому Столыпину. Это было неслыханно выгодно, ведь в таком случае правительство выплатило бы Петру Аркадьевичу огромную компенсацию, во много раз превышающую стоимость отчуждаемых территорий. Поняв это, Столыпин отказался лоббировать прокладку нового шоссе – именно потому, что очутился в роли материально заинтересованной стороны.


Можно многое рассказать о деятельности Петра Аркадьевича на посту уездного предводителя дворянства, а с 1898 года – губернского: о преображении города Ковно, о земельной реформе (Столыпин впервые именно здесь стал расселять крестьян из общины по хуторам, наделяя их вместо «чересполосицы» единым куском земли – так он создавал новый для империи класс мелких земельных собственников). О Ковенском дворянском предводителе заговорили в Петербурге, и не только в департаменте землеустройства, но и в самых высоких кабинетах. В то время Отечеству позарез требовался новый тип чиновника: образованного, преданного делу, верного царю, Отечеству и вере православной. И в качестве примера императору Николаю II в числе других называли молодого, неподкупного и на удивление знающего управленца Столыпина. Как впоследствии признавался император, он полюбил Петра Аркадьевича заочно, и впоследствии частенько принимал решения под влиянием Столыпина, испытывая к нему безграничное доверие.

Импонировало в Столыпине и то, что он совершенно искренне не стремился к чинам (за что его недолюбливал известный карьерист, талантливый государственник Сергей Витте). Когда Петра Аркадьевича назначили губернским предводителем, Столыпин сказал со вздохом: «Это чиновники придают такое значение чинам, а я работаю в надежде принести пользу нашей родине, и награда моя — видеть, когда мои начинания идут на благо ближним». Как видим, себя самого Столыпин чиновником не считал, хотя формально и был им. У Петра Аркадьевича было иное представление об исполнении желаний, нежели богатство и высокий пост: «Любовь и труд — вот залог счастья в жизни».

Многие по сей день говорят, что Столыпин любил красивые, громкие фразы. Да, это так. Но за каждой такой фразой стояла его неподдельная убежденность, нелицемерная любовь к Родине. Рюрикович Столыпин вполне мог заполучить любую синекуру при дворе. Но он предпочел заниматься реальным делом – кропотливой, тяжелой работой в захолустье. И благодаря ему в это захолустье постепенно приходила цивилизация.

Однако, помимо плодотворной деятельности, в Ковно Столыпин впервые столкнулся с проблемой, которая будет преследовать его всю оставшуюся жизнь. После выстрела князя Шаховского правая рука Петра Аркадьевича была не вполне дееспособна, постоянно болела. А в должности предводителя дворянства, как и на последующих постах, ему приходилось писать массу реляций, постановлений, прочих служебных бумаг. И приходилось Столыпину брать перо левой рукой, вкладывать его в правую, а затем левой «направлять» движение пера по бумаге. Это отнимало массу времени и сил.

Лечение не помогало. Наконец, кто-то из врачей посоветовал Петру Аркадьевичу съездить на воды в немецкий городок Бад-Эльстер. Столыпин в 1902 году выехал туда со всей семьей. И – о чудо! – местная водица действительно оказала целительное влияние на больную руку. Петр Аркадьевич радовался: еще два-три месяца лечения - и от последствий ранения не останется и следа.

Но тут в Бад-Эльстер пришла телеграмма из Петербурга, от нового министра внутренних дел фон Плеве (предыдущий министр, верный служака Дмитрий Сипягин, был подло и жестоко убит эсерами). Петру Аркадьевичу предписывалось срочно явиться к царю.

Тут уж, простите, не до лечения…

ЭПОХА ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ

Столыпин понятия не имел, зачем он понадобился Николаю II. А император 30 мая 1902 года уже подписал указ: «Ковенскому Губернскому предводителю Дворянства, Двора нашего в звании Камергера, Статскому Советнику Столыпину Всемилостивейше повелеваем быть Исправляющим должность Гродненского губернатора, с оставлением в придворном звании». Так Петр Аркадьевич стал самым молодым на то время губернатором в империи. А рекомендовал его министр внутренних дел фон Плеве – деятель, прекрасно разбиравшийся в людях.

Хотя для Столыпина все это было полной неожиданностью, он ни минуты не сомневался. Верный сын Отечества, Петр Аркадьевич понимал, что страна вступила в эпоху великих потрясений, и полагал, что не имеет морального права отказаться от тяжелого, неблагодарного поста провинциального губернатора.

Для патриархального Гродно назначение нового губернатора из рода Рюрика стало событием поистине эпохальным. Прибытия «его превосходительства» ждали со страхом и в то же время – с какой-то неясной надеждой на лучшую жизнь. «А вдруг что-то изменится, вдруг и наша Гродненская губерния – одна из самых маленьких и самых бедных – станет в один ряд с развитыми регионами империи?» Так беседовали меж собой обыватели.

Вот как «Гродненские епархиальные ведомости» описывали приезд Столыпина во вверенную ему губернию: «21 июня в 3 часа пополудни изволил прибыть в г. Гродну к месту новой службы в должности губернатора Гродненской губернии бывший губернский предводитель дворянства Ковенской губернии, камергер Двора Его Императорского Величества Петр Аркадьевич Столыпин. С вокзала Его Превосходительство проследовал в кафедральный Софийский собор, где был встречен кафедральным протоиереем Н. Диковским, ключарем собора М. Белиной и церковным старостой. Приложившись к местным святыням, г. губернатор изволил поинтересоваться историей собора, его святынями, его средствами и материальным обеспечением соборного причта. В тот же день Его Превосходительство посетил преосвященного Иоакима, епископа Гродненского и Брестского. Затем Его Преосвященство нанес визит губернатору в 5 часов вечера. 22 июня в 11 часов г. губернатор изволил принять православное городское духовенство во главе с кафедральным протоиереем и редактором "Гродненских епархиальных ведомостей" Николаем Диковским. В 12 часов того же дня в губернаторском доме состоялось представление Его Превосходительству инославного духовенства и служащих в гражданских учреждениях г. Гродны».

Вот с какой речью выступил Столыпин на той памятной встрече: «Будучи назначен исправляющим должность гродненского губернатора, я, прежде всего, выражаю твердую уверенность, что мои с вами служебные отношения установятся в скором времени к обоюдному нашему удовольствию. Убежден в этом, так как полагаю, что прислушиваясь к искренне высказанному верному мнению и относясь с уважением к мирному труду, начальник губернии тем самым приобретает право требовать неуклонного и добросовестного исполнения своих решений. Что же касается ведомств, мне не подчиненных, то от представителей их я ожидаю помощи и содействия в общей нашей работе, состоящей в проведении здесь русских государственных начал».


Но почему же хитрый фон Плеве рекомендовал Столыпина именно в Гродно? Только ли потому, что город этот расположен неподалеку от Ковно, где Петр Аркадьевич трудился как губернский предводитель дворянства?

Дело в том, что Гродненская губерния считалась в то время одной из самых проблемных с точки зрения пестрого этнического состава. Чтобы справиться с ее управлением, губернатору неплохо было бы иметь большой опыт руководящей работы в схожих условиях – а в Ковно также остро стоял как польский, так и еврейский вопросы. И Столыпину удалось поладить с представителями разных наций и вероисповеданий, примирить их друг с другом. Вот эту-то роль миротворца и отвел фон Плеве Петру Столыпину в Гродно.

Как же существовала в те годы Гродненская губерния, чем дышали ее жители? Местный уроженец, публицист и философ тех лет Иван Солоневич, записал накануне приезда Столыпина любопытные наблюдения. Они касаются противостояния польских помещиков-католиков, сплошь владеющих гродненскими землями, белорусского православного крестьянства и имперских властей.

«Край, сравнительно недавно присоединенный к империи и населенный русским мужиком. Кроме мужика, русского там не было ничего. Наше белорусское дворянство очень легко продало и веру своих отцов, и язык своего народа, и интересы России. Тышкевичи, Мицкевичи и Сенкевичи — все они примерно такие же белорусы, как и я. Но они продались. Народ остался без правящего слоя. Без интеллигенции, без буржуазии, без аристократии, даже без пролетариата и без ремесленников… Масса настроена революционно. Было очень трудно доказать читателям тот совершенно очевидный факт, что ежели монархия отступит, то их, этих читателей, съедят…

Вот губернатор. Он обязан поддерживать белорусского мужика против польского помещика. Но сам-то он — помещик. И поместный пан Заглоба ему все-таки ближе белорусского мужика. У пана Заглобы изысканные манеры, сорокалетнее венгерское вино и соответствующий палац, в котором он с изысканной умильностью принимает представителя имперской власти. Губернатору приходится идти или против нации, или против класса. Петербург давил в пользу нации. Все местные отношения давили в пользу класса. Польский Виленский земельный банк с его лозунгом «Ни пяди земли холопу» запирал для крестьянства даже тот выход, который оставался в остальной России. Белорусское крестьянство эмигрировало в Америку».

Почему же крестьяне Гродненской губернии были вынуждены переселяться за океан? Неужели никак нельзя было повлиять на банки, польских помещиков и дать тем самым крестьянину возможность жить, дышать и богатеть? Солоневич делает простой, грубый вывод: «Губернаторы были слишком бездарны и глупы, чтобы организовать или землеустройство, или переселение на хутора».

Столыпину за год его губернаторства в Гродно удалось и то, и другое. Не всегда он встречал поддержку крестьянской массы. Люди привыкли, что за них все решает община, и не хотели самостоятельности. «На миру и смерть красна, лучше впроголодь, да всем вместе», - примерно так рассуждали забитые землепашцы. Между тем Столыпин, агроном по образованию, прекрасно понимал, что на этих землях куда правильнее заниматься скотоводством, нежели выращиванием хлеба. А уж коли растить хлеб, то надо применять новые технологии вспашки, искусственные минеральные удобрения, производство которых ширилось тогда в Российской Империи.

Столыпин отдавал себе отчет в том, что его нововведения не принесут ему любви и популярности среди мужиков. Но его это не смущало, поскольку для Петра Аркадьевича важна была не дешевая популярность, а благо империи и ее народа. И он был категорически против того, чтобы откладывать аграрную реформу до тех пор, пока крестьяне не осознают ее необходимость. Петр Аркадьевич говорил: «Ставить в зависимость от доброй воли крестьян момент ожидаемой реформы, рассчитывать, что при подъеме умственного развития населения, которое настанет неизвестно когда, жгучие вопросы разрешатся сами собой — это значит отложить на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью».

Крестьяне стояли на своем: дескать, до меня жили так, как сейчас, вот и я хочу жить, как деды мои. Требовалось терпеливо разъяснять мужикам преимущества свободного труда, буквально агитировать их за то, чтобы они брали займы в Крестьянском банке (а с банком этим Столыпин уже достиг договоренностей). И уже через несколько месяцев массовое расселение крестьян по хуторам с выделением им в полное личное пользование земельных наделов пошло в Гродненской губернии массово.

Будучи губернатором в Гродно, Столыпин сформулировал для себя режим дня, которого неукоснительно придерживался до самой смерти. Спать он ложился в 4 часа утра, а в девять уже снова был на ногах. И при этом считал, что спит непозволительно много.

Что касается национальных проблем… Хотя Столыпин довольно жестко подавил беспорядки в подведомственном ему Белостоке, он сумел наладить стабильные взаимоотношения с поляками-католиками. Это удалось благодаря тому, что Петр Аркадьевич издал ряд постановлений, в которых уравнивал в правах всех жителей губернии, независимо от вероисповедания. А для еврейских детей он открыл в Гродно двуклассное народное училище.

Столыпин вообще много занимался в Гродно вопросами образования. Известен его ответ местному аристократу, князю Святополк-Четвертинскому, который заявил, что, мол, от мужиков нам надобен только труд в поте лица, а грамоту оставьте привилегированному населению. Петр Аркадьевич возразил: «Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя. Образование народа, правильно и разумно поставленное, никогда не приведет к анархии…»

Усилиями Столыпина в Гродно открылось ремесленное училище, а также (впервые!) приходское училище для девочек, ибо губернатор придавал серьезное значение повсеместной женской грамотности. И еще: для неимущих учеников мужской гимназии Столыпин учредил стипендии из его собственных средств.

Гродненская губерния стала в прямом смысле слова испытательным полигоном для Петра Столыпина, где он впервые попытался реализовать задуманную им общероссийскую аграрную реформу. Как известно, эта столыпинская реформа удалась почти до конца. Петр Аркадьевич восклицал в сердцах: «Дайте России двадцать лет, и вы ее не узнаете!»

России не дали необходимого времени для того, чтобы она стала ведущей мировой державой: в 1914 году империя вступила в Первую мировую войну.

А Перу Аркадьевичу Столыпину на проведение государственных преобразований было отпущено судьбой всего девять быстротекущих лет – с 1902 по 1911. Уже в 1903-м он был в приказном порядке отозван из ставшего дорогим для него Гродно и назначен на должность Саратовского губернатора. Напрасно во время аудиенции у фон Плеве Столыпин пытался по-человечески уговорить всесильного министра оставить его в Гродно, приводил какие-то личные доводы: мол, дети привыкли к тамошней гимназии, жена обзавелась подругами, да и я сам хотел бы до конца дней работать в этом славном, опрятном, доброжелательном городке…

Удивленный столь «неделовыми» аргументами, фон Плеве жестко изрек: «Меня ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, и они не могут быть приняты во внимание. Я считаю вас подходящим для такой трудной губернии (Саратовской – Авт.) и ожидаю от вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов».

Что ж, это было сказано в том же духе, в котором сам Столыпин говорил с подчиненными. Петр Аркадьевич устыдился своей минутной слабости и дал согласие на переезд.

В марте 1903 года жители Гродно распрощались с полюбившимся губернатором, которому предстоял его тяжкий крестный путь.

Александр Аннин