Улан-поэт Первой мировой войны (Часть 2)

Самый тяжелый для России в Первой мировой войне 1915 год, Гумилев встречает на фронте. Он получает звание ефрейтора, затем и младшего унтер-офицера. Это все солдатские звания, знаменитый поэт служил обычным рядовым. Николай Гумилёв ведет подробнейший дневник военных событий. Корреспонденция поэта с фронта печаталась весь 1915 год в петербургской газете «Биржевые ведомости» под названием «Записки кавалериста». Статьи пользовались колоссальным успехом, газеты с «Записками» передавали из рук в руки, зачитывали до дыр. Это были не просто новости с полей сражений, это были переживания, трудности и радости человека, патриота России, пытающегося осознать свое место в этом мире.

«Я думаю, на заре человечества люди так же жили нервами, творили много и умирали рано. Мне с трудом верится, чтобы человек, который каждый день обедает и каждую ночь спит, мог вносить что-нибудь в сокровищницу культуры духа. Только пост и бдение, даже если они невольные, пробуждают особые, дремавшие прежде силы» («Записки кавалериста»).

В марте 1915 года на фронте стоят сильные морозы. «Во многих разъездах я участвовал, но не припомню такого тяжелого, как разъезд корнета князя К., в один из самых холодных мартовских дней… Я не догадался слезть и идти пешком, задремал и стал мерзнуть, а потом и замерзать…».

У Гумилева – воспаление легких. Его отправляют в госпиталь в Петроград. Лечиться он будет долгие два месяца. При его слабом здоровье, его опять признают негодным к воинской службе, но он опять убеждает врачей, что его место в армии.

Он воют геройски. Теперь места его боев Польша и Западная Белоруссия. Летом во время одной из кровавых операций, когда уланы, спешившись, удерживали на территории противника плацдарм до подхода основных сил, Гумилев вытащил на себе в расположении наших войск пулемет. Это, кстати, от 15 до 25 килограмм, учитывая, что это происходило под огнем противника, в болотистой местности.

«Вот они уже скрылись во ржи, и я услышал, как чей-то звонкий голос кричал: «Мироне, ти фланг загинай австрійцям!» — «Гаразд, загнемо», — был ответ. И сразу грохнула стрельба пятисот винтовок. Они увидели врага. Мы послали за коноводами и собрались отходить, но меня назначили для связи с пехотой. Когда я приблизился к их линии, услышал громогласное «Ура!». Но оно как-то сразу оборвалось, и прозвучали отдельные крики: «Лови, держи! Ой, убежит!» — прямо как при уличном скандале. Неизвестный мне Мирон оказался на высоте положения. Половина нашей пехоты под прикрытием огня остальных зашла австрийцам во фланг и отрезала половину их батальона. Те сотнями бросали оружие и смиренно шли на указанное им место, к группе старых дубов. Всего в этот вечер было пленено восемьсот человек и, кроме того, возвращены потерянные на первых порах позиции» («Записки кавалериста»).

За этот бой приказом по второй Гвардейской кавалерийской дивизии от 5 декабря 1915 года Н.Гумилёв был награжден Георгиевским крестом третьей степени №108868.

После этой кровавой каши он пишет письмо жене, Анне Ахматовой, рассказывая о фронте, как о сущей безделице:

«Мы были в резерве, но дня за четыре до того перед нами потеснили армейскую дивизию, и мы пошли утрясать дело. Вчера с этим управились, кое-где выбили врага и теперь снова отошли валяться на сене и есть вишни. С австрийцами намного легче воевать, чем с немцами. Они скверно стреляют. Вчера мы хохотали от души, глядя, как они обстреливают наш аэроплан. Снаряды рвались по крайней мере верстах в пяти от него. Сейчас война приятна, неприятности доставляет лишь пыль во время переходов и дожди, когда лежишь в лаве. Но и то и другое бывает редко. Здоровье мое отличное...».

На награждение Гумилева вторым «Георгием» Анна Ахматова откликнулась довольно язвительно и насмешливо:

Долетают редко вести
К нашему крыльцу.
Подарили белый крестик
Твоему отцу.
Так она писала в стихах, посвященных сыну Льву.

28 марта 1916 года Николай Степанович Гумилев получает первый офицерский чин и становится прапорщиком. Тогда, к весне 1916 года кадровый офицерский корпус России понес существенные потери и на фронте начали отбирать наиболее грамотных и отличившихся в боях солдат и вольноопределяющихся и присваивать им офицерские званияя.

Сохранились интересные воспоминания людей, офицеров, служивших тогда вместе с Гумилевым. Штаб-ротмистр В.А. Карамзин позже вспоминал так:

«…На обширном балконе меня встретил совсем мне не знакомый дежурный по полку офицер и тотчас же мне явился. «Прапорщик Гумилёв» - услышал я среди других слов явки и понял, с кем имею дело. ...Должен сказать, что уродлив он был очень. Лицо как бы отекшее, со сливообразным носом и довольно резкими морщинами под глазами. Фигура тоже очень невыигрышная: свислые плечи, очень низкая талия, малый рост и особенно короткие ноги. При этом вся фигура его выражала чувство собственного достоинства. Он ходил маленькими, но редкими шагами, плавно, как верблюд, покачивая на ходу головой. …Я начал с ним разговор и быстро перевел его на поэзию, в которой, кстати сказать, я мало что понимал. - А вот, скажите, пожалуйста, правда ли это, или мне так кажется, что наше время бедно значительными поэтами? - начал я. - Вот, если мы будем говорить военным языком, то мне кажется, что «генералов» среди теперешних поэтов нет. - Ну, нет, почему так? - заговорил с расстановкой Гумилёв. - Блок вполне «генерал-майора» вытянет. - Ну, а Бальмонт в каких чинах, по-вашему, будет? - Ради его больших трудов ему «штабс-капитана» дать можно.

При встрече с командиром четвертого эскадрона, подполковником А. Е. фон Радецким, я его спросил: «Ну, как Гумилёв у тебя поживает?» На это Аксель, со свойственной ему краткостью, ответил: «Да-да, ничего. Хороший офицер и, знаешь, парень хороший». А эта прибавка в словах добрейшего Радецкого была высшей похвалой.

Все, что ни делал Гумилёв - он как бы священнодействовал. Очень жаль, что мне мало пришлось с ним беседовать, но ведь тогда он для всех нас, однополчан, был только поэтом. Теперь же, после его мужественной и славной кончины, он встал перед нами во весь свой духовный рост, и мы счастливы, что он был в рядах нашего славного полка».

Получение офицерских погон совпало с переводом его в 5-ый Александрийский Гусарский полк. Полк стоял на берегу Западной Двины, недалеко от Двинска. В мае Гумилёв заболел, опять начался процесс в легких. Его отправляют опять в Питер и помещают в лазарет Большого дворца в Царском Селе, где старшей медицинской сестрой работала императрица Александра Федоровна, шеф тех полков, в которых служил Гумилёв. Там же медсестрами работали дочери императора Николая II великие княжны Ольга и Татьяна, Мария и Анастасия. 5 июня 1916 г. великой княжне Анастасии исполнилось 15 лет. В архиве, оставшимся после расстрела царской семьи сохранилась рукопись стихотворения Николая Гумилёва, посвященного Анастасии. То есть девочка сохранила стихи поэта до самого последнего дня. Оно подписано прапорщиком Гумилёвым и всеми офицерами, лечившимися в лазарете.

Вот отрывки тех строчек:

Сегодня день Анастасии
И мы хотим, чтоб через нас
Любовь и ласка всей России
К Вам благодарно донеслась.

И мы уносим к новой сече
Восторгом полные сердца,
Припоминая наши встречи
Средь Царскосельского дворца.

25 июля 1916г. Гумилёв снова выехал на театр военных действий. В сентябре — октябре 1916 г. в Петрограде держал экзамен на корнета. Не сдав один экзамен по фортификации, Гумилёв снова отбыл на фронт. Новый 1917 год встретил в окопах, в снегу.

Потом была Февральская революция и отречение императора Николая II от престола. Гумилёв не принял эти события. В апреле 1917 г. из штаба полка пришло сообщение о награждении прапорщика Гумилёва орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом, но поэт не успел его получить.

Фронт, армия разваливались. Приход к власти большевиков он тоже принял отрицательно. Особенно он негодовал по поводу Брестского мира. Потом была попытка неудачной командировки на Южный театр военных действий, в Салоники, в Грецию. Возвращение в Россию, развод с Анной Ахматовой. Формальный. Потому что отношений уже не было несколько лет.

У Гумилева была фантастическая популярность в те годы. Он выпустил новый сборник стихов «Колчан», с поэзией военных лет, возглавил Петроградское отделение Общероссийского Союза поэтов, писал пьесы, статьи, редактировал литературные журналы.

Вспоминает поэт Георгий Иванов:

«Он, идя после лекции, окруженный своими пролетарскими студистами, как ни в чем не бывало снимал перед церковью шляпу и истово, широко крестился. Раньше о политических убеждениях Гумилёва никто не слыхал. В советском Петербурге он стал даже незнакомым, даже явно большевикам открыто заявлять: «Я монархист». Помню, какой глухой шум пошел по переполненному рабочими залу, когда Гумилёв прочел:

Я бельгийский ему подарил пистолет
И портрет моего государя».

3 августа 1921 года Николай Степанович Гумилев был арестован по подозрению в участии в заговоре «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». 24 августа вышло постановление Петроградской ГубЧК о расстреле участников «Таганцевского заговора» (всего 61 человек), опубликованное 1 сентября с указанием на то, что приговор уже приведён в исполнение. Дата, место расстрела и захоронения неизвестны.

Сейчас много спорят, действительно ли Н.С. Гумилев участвовал в заговоре или это была выдумка большевиков, чтобы убрать популярную и неподконтрольную личность. Большинство исследователей склоняются к мысли, что поэт реально мог принять участие в антибольшевистском заговоре.

Наступление (1916 год)

Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня,
Мы четвертый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.

Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого что господне слово
Лучше хлеба питает нас.

И залитые кровью недели
Ослепительны и легки,
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.

Я кричу, и мой голос дикий,
Это медь ударяет в медь,
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые
Или воды гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьется в груди моей.

И так сладко рядить победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.

Владимир Казаков