Когда шла самая страшная война в истории человечества, границ, которые есть сейчас, не было. Была страна, которая называлась Советский союз. И те, кто погиб на той войне, тоже не знали этих границ. И у тех, кто работает над увековечиванием их памяти, тоже не должно быть этих границ.

В последние годы, и мы должны это признать, интерес к войне снижается. Даже люди моего поколения, 40-45 лет, не говоря о молодежи, не понимают, что война не закончилась. И не потому, что не похоронен последний погибший солдат. А потому что кто-то хочет ее продолжить.

Сейчас мы живем в мире, политическое устройство которого — это наследие Второй мировой войны. И все чаще мы слышим что то было не так, а то — по-другому. Что советский солдат - не освободитель, а наоборот, оккупант. Для чего это делается? Почему Евросоюз приравнивает советский строй к нацистской Германии? Потому что лет через 50 к нынешним молодым людям придут и скажут: давайте часть Беларуси вернем Польше, давайте отдадим Калининград обратно Германии. Мы, дескать, решили, что советский солдат - это оккупант. И решили отыграть все назад. И ответить этим людям будет некому. И нечего. Потому что практически никто ничего не знает.

Когда-то, в позапрошлом веке, австрийский композитор и дирижер Густав Малер сказал такие слова: «Традиции — это не поклонение пеплу. Это передача огня». Как передать нынешним молодым ребятам тот огонь, который несли эти люди? Как рассказать про яму под Ленинградом, которая битком была набита телами. 395 человек немцы как мусор свалили в эту яму. Среди них был молодой парень, Валя Худанин. Ему было 19 лет, он воевал уже два года. Я читал его письма. Он писал маме, просил прислать рукавички, потому что тяжело пулемет таскать. И по-детски описывал погоду, своих друзей. В этих рукавицах он и лежал в этой яме.

Молодые люди говорят мне, что пора закончить эту войну… Дескать, пора забыть, пора перестать «колотиться» вокруг этой Победы. Но кто мы такие, чтобы забывать? Кто нам право дал такое!? Когда-то, 20 лет назад, занимаясь поисковыми работами, я, помню, тоже подумал: «Может, правда, пора забыть?» А потом в деревне Никольское под Демянском я увидел двух бабушек. Им было по 80 лет. Они рыдали над могилой солдата, они не видели его 76 лет. Это был их отец. Кто-то спросил их: «Зачем вы так убиваетесь, вы же его не знали». «Как это не знали, - отвечают они. - С детства нам мама говорила: будете плохо есть, отец расстроится. Когда приносили из школы плохие оценки, она говорила: "Ну, вот, отец расстроился". А когда мама умирала, сказала: «Живите честно, потому что когда-нибудь он вернется и с вас спросит. И вот папа вернулся».

Как сейчас рассказать про летчика Хорошкова, чей самолет нашли в 2016 году возле Новой Ладоги. Он был ранен в бою и получил приказ вернуться. Но он увидел бомбардировщик "Хейнкель", который собирался бомбить порт Кобона, куда вывозили людей из Ленинграда. Не имея сил стрелять, он протаранил бомбардировщик. И погиб. 24 года.

Когда мне говорят о каких-то европейских ценностях, я отвечаю, что не знаю таких. Есть общечеловеческие ценности, о них написано в Библии. Не бывает отдельных европейских, монгольских, китайских и других ценностей. Когда мне говорят, что надо бросить Родину, Россию и Беларусь, что надо уехать за границу, ведь там хорошо живется… А почему там хорошо живется, спрашиваю я… Потому что мой дед прошел до Варшавы и вернул им право жить так, как они хотят.

Я вспоминаю про 27 миллионов человек, которым не было и 30 лет и которые не пережили эту войну. И я думаю, что бы было с Россией и Беларусью, если бы эти люди остались живы. Давайте только на секунду представим, что эти люди ходили бы на заводы, кто-то придумал бы вакцину от рака, кто-то полетел бы в космос еще раньше, чем Гагарин… А пришла Европа - и их нет. Раз в сто лет они приходят сюда, чтобы нас не стало. Под разными знаменами и разными лозунгами. Я не ненавижу Европу, но я ей не верю. Так исторически сложилось.

У меня очень много друзей в Беларуси, среди них есть и поисковики. В 2015 году в Бресте у казармы 333 полка мы нашли воронку, в которой лежали женщина и двое детей. Это люди, которые не поняли даже, что война началась. Их окружали тысячи людей — солдаты, офицеры, пушки, танки… Но никто ничего не смог сделать. Потому что делать надо было до того.

Однажды украинский журналист спросил меня… Причем спросил с апломбом, что, вроде, мы - разные народы, нам нужно многое поделить… А мы в тот момент поднимали самолет Р-5. Летчик Воробьев был родом из Ленинграда, а штурман-стрелок сержант Платонов — из Одессы. В бою сержант Платонов был ранен, у него не было парашюта. Это была особенность самолета, у стрелков не было парашютов, он мог помешать стрелять из пулемета. А у летчика был. И летчик до последнего пытался посадить самолет, чтобы спасти товарища. И оба погибли, их останки перемешались.

И я подвел этого журналиста к тому, что осталось от самолета, и сказал: «Дели. Забери своего. Если сможешь, то мы разные народы». Он не смог. Потому что понял, что наши народы невозможно разделить.

У нас есть проект «Дорога домой». Он существует уже три года. И за три года мы вернули домой 148 солдат. Это те, чьи имена были установлены и где родственники захотели перевезти и похоронить их на родине. Это две неполных роты. Однажды подо Ржевом, у деревни Семово, мы нашли солдата. Он лез в гору прямо на немецкий пулемет. И не дошел 10 метров. Пулемет мы тоже нашли. И я долго думал: а смог бы я вот так просто встать и пойти на этот пулемет. Наверное, не смог бы. И тогда я понял, что этот человек — великий.

В последнее время очень много говорим о долге. И молодые люди говорят о долге. Но как можно отдать долг человеку, который отдал жизнь за свою страну? Тоже отдать жизнь за страну? Я очень не хочу, чтобы молодые ребята отдавали жизнь за свою страну. Я хочу, чтобы они этот долг просто осознали. Чтобы поняли, что отдать его можно только одним путем: жить за себя и за того парня. Эти солдаты не хотят, чтобы мы стояли на их могилах и посыпали голову пеплом. Они хотят, чтобы мы жили честно.

Если говорить о мемориале Советскому солдату в Ржеве, то я считаю, что это величайшее произведение. Его открытие станет величайшим событием. Это первый памятник, поставленный не на месте победы, а там, где была трагедия. Это наше с вами признание тех, кто умер в плену, кто пропал без вести. К сожалению, долгое время советская пропаганда считала их если не врагами, то не героями точно. В нашем праве и в праве будущего переоценивать, делать собственные выводы. И фигура солдата — это уже наша дань памяти тем, кто просто исчез на этой войне и память о которых была стерта.

Вообще, сейчас много говорят о сохранении истории. Но даже если мы каждый день будем отмечать какую-нибудь дату, мы не сохраним историю. Я думаю, мало кто из молодых людей назовет имя солдата — героя 1812 года. Почему? Потому что мы в семьях это не храним, не рассказываем своим детям из поколения в поколение. Если мы сохраним историю в своих семьях, не нужно будет биться за сохранение истории на уровне всей страны. Тогда она будет храниться в сердцах тысяч. И тогда солдаты, имен которых сейчас никто не знает, не останутся неизвестными. Память о них сохранится через память своих детей и внуков.